Проснуться драконом - Страница 76

Могущество мага, сила дара – это лишь красивые слова, за которыми стоят два определяющих фактора: пропускная способность и умение манипулировать минимальным количеством силы на выходе. Чем больше силы маг способен пропустить через себя за раз, не сварив себе при этом мозги, тем более сильным он считается. Но, выплескивая всю эту мощь разом, в одном заклинании, он подобен гигантскому тарану. Может снести все на своем пути, но непригоден для ювелирной работы. От мага же в равной степени требуется то и другое, но это уже искусство. Не только пропускать через себя всю мощь места силы, но уметь, взяв необходимое количество, отсечь лишнее.

Логично, что место силы квалифицируется почти по тем же параметрам. Чем больший поток энергии оно выдает единовременно, тем, соответственно, сильней.

В любом случае Ингельд очень сомневался, что аронтцам вдруг удалось найти такого уникального мага. А если даже удалось (нельзя все же исключать подобную возможность), не факт, что они смогут его контролировать.

Слишком много допущений: то ли было, то ли не было. А вот Заповедник… эта цель советнику представлялась более значимой. Ценность фамильяров гораздо выше, чем могло бы показаться на первый взгляд. Далеко не все об этом знают или даже дают себе труд задуматься, но драконы не просто экзотические домашние любимцы с некоторым набором полезных свойств. Точнее, эти свойства сразу же покажутся гораздо более значимыми, если поразмышлять как следует и подсчитать, какое огромное количество одаренных людей так и не смогли обойти более удачливых конкурентов, не получив свое место силы и могущество настоящего мага. И что им остается? Мелкие балаганные фокусы и запретная темная магия, проклятия. Та магия, что питается от жертвы и не требует места силы. Эти колдуны вне закона, их слишком сложно отследить, проклятие определяется уже после того, как оно наложено, или же если рядом окажется достаточно опытный маг, чтобы его почувствовать. И снять проклятие может только фамильяр, в редких случаях – тот, кто наложил. Но любой разумный человек понимает, что фамильяр значительно надежней. А люди, облеченные властью и имеющие множество врагов, понимали это еще лучше.

Посему советник с большой долей уверенности предполагал, что цель аронтцев – в первую очередь именно Заповедник. А место силы – цель скорее вторичная, желание не столько захватить для собственного пользования, сколько не оставлять в руках извечного соперника, даже если тот тоже пока не способен с ним ничего сделать.

И теперь новоявленному инспектору предстояло проверить, исправно ли несут службу егеря и не слишком ли наглеют браконьеры. А также не ловит ли ворон Служба регистрации магических проявлений вместо того, чтобы отслеживать состояние места силы и отыскивать перспективных магов.

Так или иначе, Ингельд собирался добросовестно исполнять волю его величества и вполне серьезно провести настоящую инспекцию, даже если поручение – это всего лишь прикрытие для чего-то другого. В последнем Ингельд и не сомневался. Опала? Несерьезно, ну не мог же в самом деле его хитроумное величество отправить человека, подозреваемого в шпионаже, туда, где полно чужих агентов, и не иметь в виду, что его попробуют завербовать, всего лишь пообещав помощь в оправдании перед королем и снятии всех обвинений, или же сам якобы опальный советник попытается удрать с помощью своих заграничных друзей. Если его величество и впрямь до такого не додумался, так найдется кому подсказать. Советник же теперь пытался просчитать, как себя вести, если его и впрямь попытаются вербовать? Изображать «деву непорочную», упорно не понимая прозрачных намеков и блюдя репутацию? Или же, повозмущавшись для вида, все же идти на контакт, аккуратно поставляя вражеским агентам дезинформацию? Последний вариант был рискован даже вдвойне: свои могли истолковать (а Ингельд не сомневался, что за ним будут наблюдать) подобную уступчивость не в его пользу в свете имеющихся подозрений, чужие же сильно расстроятся, если догадаются вдруг, что их водят за нос. Причем все это могло случиться и одновременно, тогда советник и вовсе окажется меж двух огней. Но все же рискнув и сыграв в эту весьма рискованную игру, можно получить гораздо больше дивидендов, чем трусливо осторожничая.

Все-таки в третьем королевском советнике, не меньше чем в юности, жила искра авантюризма, которая и являлась причиной большинства его проблем. И только здравый смысл не позволил принимать рискованное решение спонтанно, а вкрадчиво нашептывал для начала прибыть на место и действовать по обстановке.

Мое первое настоящее путешествие в этом мире. Не думаю, что стоит считать таковым поездку в клетке, накрытой покрывалом, в компании браконьеров. Но, как оказалось, данное путешествие отличается от того лишь большим комфортом. Наша невеликая, но грозная команда (а вместе с двумя телохранителями Ингельд взял с собой и десяток обычных охранников) успела лишь недалеко отъехать от города, как пошел снег. Стало теплей, и не было даже малейшего дуновения ветерка, но крупные влажные хлопья снега валили сплошной стеной, лишив меня всякой возможности разглядеть окрестности в окошко. Стоит, наверное, порадоваться, что это окошко вообще есть: стекло в этом мире, как я успела понять, удовольствие недешевое, но все же не роскошь. Такой обеспеченный человек, как Ингельд, может себе позволить стекло и на окнах в доме, и в карете, причем стекло хорошего качества, прозрачное. Да толку-то с этого? Все равно сплошная белая стена, ничегошеньки не видно. А еще мне было очень жаль охранников – зимой, в снег, да в железных доспехах. Конечно, у них имелись толстые поддоспешники и тяжелые плащи, подбитые мехом, но все равно железо зимой – это очень неприятно. Суровые, обвешанные этим самым железом мужчины, впрочем, не жаловались. Они привычные. Даже Ингельд, Бьёрн и Инга были в кольчугах, остается порадоваться, что на драконов кольчуги делать еще никто не додумался, а то и меня бы обрядили в целях безопасности. И вообще, я маленькая и юркая, в меня, если что, попасть трудно, а остальные пусть в кольчугах ходят, им полезно.