На самом-то деле Инга уже вполне могла бы выполнять свои обязанности телохранителя, не факт, что ей пришлось бы каждый день пользоваться магией направо и налево. Пока как раз ничего такого не случилось, с чем бы нельзя справиться без магии. Однако Ингельд и Бьёрн дружно решили, что использовать единственного доступного мага всего лишь в качестве телохранителя нецелесообразно и довольно расточительно. Растратит свои силы на то, с чем и рыжий вполне способен справиться, а когда нужда возникнет именно в маге, от нее и пользы никакой. Не знаю уж, додумалась ли сама Инга до этого или нет, но объяснять ей, разумеется, ничего не стали. Вообще-то и мне тоже не стали, но достаточно, что обсуждали в моем присутствии.
А Инге кажется, что ее намеренно игнорируют, дабы поставить на место. Мол, Ингельд за ту выходку с шантажом решил наглядно ей продемонстрировать, в насколько подчиненном положении она здесь находится. Даже Бьёрн, простолюдин, не имеющий никакого титула, вправе ей приказывать. Вероятно, она и не зря все это подозревает, Ингельд вполне мог бы, однако необходимость заниматься со мной восприняла как еще одно наказание, бессмысленное, по мнению Инги, тем более что я сама старалась не демонстрировать излишнюю сообразительность. Не догадывается девушка, что я выхожу за рамки обычных фамильяров, вот пусть и дальше не догадывается. И как можно дольше. Хотя ее пренебрежение, конечно, временами вызывало сильное раздражение и желание что-то доказать, но я сдерживалась, понимая, насколько это нецелесообразно.
Но чему-то она меня все-таки научила, несмотря на общую непродуктивность процесса. Я выучила алфавит, что в общем-то несложно с драконьей памятью, единственное, что оказалось непросто – это не путать некоторые похожие буквы. Здешний алфавит даже отдаленно не напоминал ничто привычное, земное. Он для меня все равно что китайские иероглифы: запомнить-то запомнила, но больше как картинку. Некоторые буквы казались очень похожими на вид. Потренировалась писать самые простые короткие слова и читать. С последним возникла самая большая проблема – прочитать вслух так, чтобы меня поправили, если что-то неправильно, я не могла. К тому же в этом языке, так же как и в русском, некоторые сочетания букв писались не так, как читались, ко всему прочему, имелся некий значок, похожий на обычную галочку, пишущийся под некоторыми буквами или их сочетаниями, назначение этого знака я поняла далеко не сразу, поначалу сочтя чем-то вроде ударения. Потом выяснилось, что ошиблась, это аналог нашего твердого знака. Не буква алфавита, а такой вот отдельный знак. Со знаками препинания вышла примерно та же проблема: половина из привычных мне в этом языке то ли вовсе не использовались, то ли Инга не смогла мне доступно объяснить. Учитывая, что переспросить у меня возможности нет, оба варианта одинаково вероятны.
В целом результатом сегодняшних трудов стали несколько десятков самых простых слов, которые я научилась писать относительно без ошибок, и построение коротких и чудовищно безграмотных фраз, а также болящие от напряжения лапы. И крайне раздраженная моей бестолковостью Инга. Она оказалась не лучшим педагогом – сердилась, когда я делала элементарные ошибки или не понимала объяснений. А как тут поймешь? Язык я уже, конечно, знаю достаточно хорошо, чтобы разбирать, что говорят окружающие, но не настолько, чтобы понимать все, и, что сложней, я не могу сказать, что не поняла, и попросить повторить объяснение.
Чем дальше, тем больше чувствую себя первоклашкой, причем первоклашкой бестолковой. Наконец Инге это надоело:
– Это бесполезная трата времени. Хватит на сегодня.
Ну хватит так хватит, мне и самой это уже начало порядком надоедать. И полное отсутствие педагогических талантов у Инги, и неудобное перо, к которому совершенно неприспособлены драконьи лапы с длинными когтями и короткими пальцами. Они уже начали болеть от долгих упражнений, словно весь день провозилась, а оказалось, всего-то четыре часа.
Ну и чем теперь заняться оставшееся время? Была бы человеком, готовилась бы к предстоящему путешествию, а теперь готовиться могу разве что морально. Из личных вещей у меня имеется любимое одеяльце и – вот уж смех, да и только – клетка. Так себе имущество, и, как ни странно, до сих пор меня это вполне устраивало.
Вот так живешь в доме, который уже практически считаешь своим, и вдруг обнаруживаешь, что твоего-то в нем и нет почти ничего. Наверное, это такая особая драконья неприхотливость, потому что стоило только об этом всерьез задуматься, и я поняла, что ведь ничего особенного мне и не нужно. До сих пор не возникло ни единой необходимости обзавестись личными вещами.
Нет, так не пойдет! Дело не в том, что мне внезапно понадобилось какое-то имущество. Я действительно не чувствую такой уж нужды в вещах, что вообще-то даже странно для меня – в своей человеческой жизни я часто слишком сильно привязывалась к вещам, по сути, не таким уж значимым. Но в том-то как раз и дело, мысли о личных вещах и привязанностях, в том числе и к знакомым местам и людям, потянули за собой и другие. Я все еще воспринимаю этот мир как сон, как нечто временное. Как будто вопреки всему все еще надеюсь вернуться и потому опасаюсь привязываться к кому-то и чему-то. Ну с привязанностью к людям вышла осечка, она образовалась помимо моей воли. Пора, пожалуй, и об остальном подумать, не верю ж я в самом деле, что смогу вернуться? Возвращаться уже некуда, даже если это все-таки окажется бредом больного мозга, то однажды просто все закончится. Очень разумные мысли, и в голову приходят не в первый раз, однако в глубине души я все равно в них не верю.