– Господа, – советник по-прежнему оставался невозмутим, – боюсь, я не могу оставить своего фамильяра. Могу ли я взять ее с собой?
Те несколько стушевались. Относительно фамильяров никаких приказов не поступало. Но, с другой стороны, имелись распоряжения о предельно вежливом обращении с арестантом, так что после некоторых колебаний оставить фамильяра ему все-таки разрешили.
В карете они ехали в гордом молчании, точно так же Ингельд входил в предназначенную ему, надо признать, вполне комфортабельную камеру. И только когда с громким щелчком закрылась за спиной дверь, у него невольно вырвался облегченный вздох.
– Ты не переиграл? – нервно спросила Кэт, осматриваясь. – Слишком невозмутимо себя ведешь.
– Я не стал бы бессмысленно метаться и кричать, что это ошибка, и в том случае, будь этот арест неожиданностью. Бесполезное занятие.
– И что теперь?
А теперь… оставалось только ждать. И для большей достоверности пережить несколько допросов, не самое приятное занятие. Советник очень надеялся, что его величество решит обойтись без полной достоверности и удастся избежать знакомства с пыточными подвалами, потому что тех, кого обвиняют в государственной измене, от подобной перспективы не спасет и титул. Впрочем, никакого внятного обвинения ему, кажется, не предъявили, может, и обойдется. В конце концов, королю он нужен живой и готовый к сотрудничеству, что гарантирует более-менее сносное отношение.
А дальше потянулось время. Допросов избежать не удалось, и хотя Ингельд помнил, что все это на самом деле не вполне по-настоящему, все равно было весьма неприятно. Но, по крайней мере, они скрашивали скуку в пусть и комфортабельной, но все-таки тюрьме. Единственным развлечением помимо допросов были лишь долгие разговоры с Кэт. Советник поймал себя на мысли, что за эти дни они узнали друг друга значительно лучше, чем за все время знакомства. До сих пор почему-то не находилось времени, чтобы просто поговорить на отвлеченные темы.
На некоторые допросы его несколько раз возили в наглухо закрытой карете и под конвоем. Ингельд понимал, зачем это нужно – продемонстрировать приманку живьем. Но вот клюнут ли? Пока ничего не происходило, и он уже начал подозревать, что затеянная королем и его помощниками авантюра не удалась.
Однако он рано разочаровался. Все случилось довольно неожиданно: советник успел лишь услышать непонятный грохот и чей-то вскрик, прежде чем карета резко остановилась, встряхнув всех пассажиров, а голова взорвалась сильнейшей болью, словно от удара по затылку. После этого сознание его покинуло.
Очнулся он позже в незнакомой комнате, в мягком кресле, но со связанными впереди руками. Голова не болела, из чего был сделан вывод, что никакого удара не было, зато во всем теле ощущалась некая неприятная скованность, как после искусственного сна.
Незаметно осмотревшись из-под опущенных век, Ингельд не обнаружил в комнате никого живого, в самом помещении тоже не было ничего примечательного, за что зацепился бы взгляд. Небольшая комната без окон, пушистый ковер на полу и два кресла, одно из которых пустовало – вот и вся обстановка.
Советник откинулся на спинку кресла, закрывая глаза, и приготовился ждать. Он был уверен – те, кто его похитил, уже осведомлены о том, что их пленник пришел в себя. И не преминут устроить небольшое испытание его нервам, потянут время. Он и в самом деле немного нервничал, впрочем, не настолько, чтобы демонстрировать посторонним. Как ни странно, он почувствовал бы себя более спокойно, окажись Кэт рядом. С некоторых пор присутствие рядом фамильяра действовало на советника успокаивающе.
Ждать пришлось минут сорок, затем в комнату вошел невысокий полноватый мужчина, лучась благожелательной улыбкой на благообразном лице. Он больше напоминал доброго доктора, чем человека, способного на серьезные переговоры. Поймав себя на этой мысли, Ингельд постарался собраться, не стоит давать противнику преимущество пусть и в таких мелочах.
– День добрый, ваша светлость! – поприветствовал толстячок жизнерадостно. – Должен извиниться за то, что пришлось пригласить вас на эту беседу столь экстравагантным способом. Но вы же понимаете, в данной ситуации другого выбора не было, – закончил он проникновенно.
– Признаться, не понимаю, – отозвался Ингельд. – Зачем вы устроили это нелепое похищение? И представьтесь, будьте добры. С кем имею честь?..
– Ну, мое имя для вас сейчас не имеет никакого значения, – все так же жизнерадостно заявил мужчина. – Не стоит сердиться на столь необычное приглашение, вы все поймете, как только выслушаете наше предложение.
– Я вас внимательно слушаю. – Советник расслабился в кресле, демонстративно положив связанные руки на колени.
Толстяк сделал вид, что не понял намека, устроившись напротив.
– Рад, что вы готовы к диалогу, советник. Мне поручили обсудить с вами одно весьма выгодное предложение. Если мы придем к соглашению, обещаю, в тюрьму вы больше не вернетесь.
– А если у меня нет желания приходить с вами к соглашению?
– У вас практически нет выбора, советник. Государственная измена, шпионаж – серьезные обвинения. Вы ведь понимаете, что вас ждет дальше? – У собеседника был приятный глубокий, бархатный голос. Такому невольно хочется поверить, что бы он ни говорил. – Если вы не желаете об этом думать, я озвучу: пыточные подвалы, где вас заставят сознаться во всем, даже в том, чего вы не совершали – вы же не думаете, что это будет справедливое разбирательство?.. – а потом плаха или каторга, в лучшем случае. Но не думаю, что вы проживете там долго. Задумайтесь. Мы предлагаем защиту, вы сохраните титул и большую часть своего состояния. С вашими талантами при некотором старании добьетесь должности при дворе.